Смотрителю площадки для гольфа понадобилось менее десяти минут, чтобы отыскать Далли и вернуться с ним к Холли Грейс.

Когда Далли увидел, что его жена стоит, прислонившись к автомобилю, в своем старом бумажном джемпере, покрытом мокрыми пятнами, он выскочил из электрокара и бросился ей навстречу.

— Ну ты даешь, Холли Грейс, — сказал он. — Я только что завел мяч восьмым номером на зеленую площадку, он остановился в нескольких дюймах от лунки. Ты что, не могла потерпеть еще чуть-чуть?

Он засмеялся и поднял ее на руки, не обращая внимания ни на мокрый джемпер, ни на все остальное. Он прижимал ее к своей груди, пока она не закричала от начавшихся схваток.

Вспоминая сейчас об этом, Холли Грейс почувствовала комок в горле.

— Денни был таким славным малышом, — прошептала она Далли. — Помнишь, как мы были напуганы, когда забирали его из больницы домой?

Далли ответил низким отрывистым голосом:

— У вас требуют лицензию, когда вы заводите собаку, и в то же время позволяют забрать ребенка из больницы, не задав ни единого вопроса.

Холли Грейс вскочила со ступеньки.

— Черт побери, Далли! Я хочу помянуть нашего малыша. Я хочу помянуть его с тобой сегодня ночью, а не слушать, как ты чернишь все, что было раньше.

Далли вдруг подался вперед, и голова его соскользнула с ладоней.

— Ты не должна была приходить. Ты знаешь, что со мной творится в это время года.

Холли Грейс положила ладонь на голову Далли, словно при крещении.

— Пусть Денни больше тебя не мучит.

— Как можно не мучиться, если убил его я?

— Я тоже знала о той крышке на резервуаре с водой.

— И говорила мне починить ее. — Он медленно поднялся, держась за перила веранды. — Ты мне дважды говорила, что там поломана петля и что соседские мальчишки все время стаскивают крышку и бросают туда камни. И это не ты оставалась с Денни в тот день. Это не ты должна была за ним присматривать.

— Далли, ты тогда занимался. Ты ведь не валялся мертвецки пьяный на полу кухни, когда он выскочил на улицу.

Холли Грейс закрыла глаза. Она не хотела думать о том, что тогда случилось: о своем двухлетнем малыше, ковыляющем через двор к тому резервуару, заглядывающем в него с безграничным любопытством. Теряющем равновесие. Падающем вниз. Ей не хотелось представлять, как крохотный мальчик борется в холодной воде за жизнь и плачет. О чем думал ее малыш в самом конце, когда все, что он мог видеть, — это кружок света высоко над головой? Думал ли он о своей маме, которая почему-то не спешила к нему, чтобы взять его на руки, или он думал о своем отце, который целовал его, тормошил и прижимал к себе так крепко, что мальчик начинал визжать? О чем думал малыш в тот последний миг, когда его крошечные легкие наполнялись водой?

Поморгав, чтобы отогнать набегавшие слезы, Холли Грейс подошла к Далли сзади и обняла его, уткнувшись лбом в плечо.

— Жизнь — это Божий дар, — сказала она. — И мы не имеем права выдвигать здесь свои условия.

Далли начал дрожать, и Холли Грейс успокаивала его как только могла.

Франческа наблюдала за ними, стоя в темноте под ореховым деревом, росшим рядом с верандой. Ночь была тихой, и она слышала каждое слово. Ей было плохо… даже хуже, чем тогда, когда она бежала из ресторана. Ее собственные страдания казались ей ничтожными по сравнению с их горем. Она совсем не знала Далли. Она видела в нем только неунывающего зубоскала из Техаса, человека, который отказывался относиться к своей жизни серьезно. Он скрыл от нее — жены, смерть своего сына. Когда Франческа смотрела на этих двух убитых горем людей, она чувствовала, насколько прочна их близость, прочна, как этот старый дом. Такая близость может быть у тех, кто живет вместе, разделяя и счастье, и горести. Она также поняла, что они с Далли не делили ничего, кроме своих тел, и что у любви могут быть такие глубины, о которых она и не подозревала.

Франческа видела, как Далли и Холли Грейс вошли в дом. В какой-то миг то лучшее, что в ней было, пожелало им найти успокоение друг в друге.

Наоми никогда раньше не бывала в Техасе и, будь на то ее воля, никогда не приедет сюда опять. Когда мимо нее по правой полосе промчался грузовичок-пикап со скоростью не менее восьмидесяти миль в час, она решила, что принадлежит к тем людям, у которых страсть к приключениям вполне удовлетворяется предсказуемыми пробками на дороге и комфортным запахом выхлопных газов многочисленных желтых такси. Наоми была горожанкой и на открытой дороге чувствовала себя неуютно.

Но возможно, ее дискомфорт был связан вовсе не с шоссе. Возможно, дело было в Джерри, который, съежившись, сидел рядом с ней и с недовольным видом разбалованного маленького ребенка смотрел через ветровое стекло.

Когда накануне вечером она вернулась в свою квартиру собрать чемодан, Джерри заявил, что поедет в Техас вместе с ней.

— Я должен уехать отсюда, иначе сойду с ума! — воскликнул он, запуская пальцы в волосы. — Некоторое время поживу в Мексике, уйду в подполье. Сегодня вечером я полечу с тобой в Техас — совместно путешествующая пара не вызовет подозрений у полицейских в аэропорту, — а затем подготовлюсь к переходу границы. У меня есть друзья в Дель-Рио. Они помогут мне. В Мексике все будет хорошо. Там мы проведем реорганизацию Движения.

Наоми сказала Джерри, что он не может с ней ехать, но тот и слушать не стал. Поскольку она была не в силах остановить брата физически, на борту самолета компании «Дельта», направлявшегося в Сан-Антонио, рядом с ней сидел Джерри и держал ее за руку.

Наоми потянулась, невольно нажав на педаль газа.

Рядом с ней Джерри глубоко погрузил руки в карманы серых фланелевых брюк, которые раздобыл неизвестно где, чтобы походить на респектабельного бизнесмена. Но перевоплощение вряд ли можно было признать удачным, поскольку постричь волосы брат отказался.

— расслабься, — сказала Наоми. — Никто не обратил на тебя никакого внимания, с тех пор как мы здесь.

— фараоны никогда не позволят мне уйти так просто, — сказал Джерри, нервно оглядываясь, наверное, в сотый раз после того, как они покинули гараж отеля в Сан-Антонио. — Они играют со мной. Они подпустят меня так близко к границе, что я уже буду чувствовать ее запах, и тогда схватят. Грязные свиньи!

Паранойя шестидесятых. Она уже почти забыла о ней. А он, узнав, что ФБР подслушивает телефонные разговоры, поверил, что за каждым углом прячется полицейский, что каждый новый член Движения является информатором и что всемогущий Дж. Эдгар Гувер собственноручно ищет улики подрывной деятельности в гигиенических тампонах «Котекс», которые женщины из антивоенного движения выбросили в мусор. Когда-то меры предосторожности были оправданны, но в конце концов страх стал изматывать больше, чем реальная опасность.

— Ты уверен, что полиции есть до тебя дело? — спросила Наоми. — С тех пор как ты сел в самолет, никто даже не посмотрел на тебя дважды.